Ознакомительная версия.
– А он?
– Он… «Я же тебя люблю» – прошептал. А я как раз перед сном посмотрела кусочек фильма: они вламываются в её дом, зажимают рот, распластывают на кровати, насилуют…
– Её насилуют, а у тебя дыхание перехватило?
– Перехватило. И даже на лбу капельки пота выступили. Ненавижу ЭТО в мужиках! Ну, почему они самое интимное… как «неотложку»?
Она сидит напротив меня в глубоком кресле, – почти утонула в нем, – и её карие глаза начинают темнеть и поблёскивать. Плохой признак. Может и расплакаться… Чем отвлечь?
– Линок, может, поставить твой любимый диск? – Нет, и музыка ей сейчас не поможет. А не поделиться ли тем, в чём была до её прихода? Правда, к поэзии она – не очень… И всё же:
– Ну, тогда от грустного Ходасевича давай нырнём в светлый романтический мир Николая Гумилева2, идёт? Слушай:
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор чёрный,
Глубокие, прозрачные бассейны…
…Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пускай сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.
– Ах, Гумилев, Гумилёв! – Линка вздохнула, взглянула на меня. Нет, веселей ей не стало, но всё ж на какое-то мгновение искринка вспыхнула в глазах… и погасла: – А что же мне делать со своими «узорными садами»? Ведь рядом тот, к которому нет прежней влюблённости.
– А, может, просто нет того, чем ЭТО одухотворялось?
– Ну да, нет «того, чем»…
Искать ответы на вопросы жизни… Всю жизнь помогают мне в этом писатели, поэтому сейчас опять в руках томик Германа Гессе3 и я ищу у него…
Созвучный твоему теперешнему состоянию ответ?
Ой, явилась, Ядва!
Явилась. А как же? Вижу, что опять начинаешь копаться в себе, а как же без меня, без своего двойника?
Ну, хорошо, давай вместе…
«Путь человеческого становления начинается с невинности (детство, первая, не знающая ответственности стадия). Оттуда он ведет к вине, к знанию о добре и зле, к требованиям культуры, морали, общечеловеческих идеалов…»
И похоже, что ты уже прошла этот свой путь.
Да, прошла, но что дальше?
А что дальше… Вот сейчас и узнаешь у любимого писателя.
«И каждого, кто переживает эту стадию всерьез, как развитый индивидуум…
А ты, конечно, развитый…
Не иронизируй. Ведь хотя бы пытаюсь, и то…
«… как развитый индивидуум, путь неизбежно приводит к отчаянию, к сознанию того, что не существует воплощенной добродетели, полного повиновения, беззаветного служения, что справедливость недостижима, а жизнь в добре невозможна…»
Так возможна или нет? Ты то как думаешь на своём этапе?
Ты знаешь… Думаю, что в любом случае жить, барахтаться надо, иначе…
«Отчаяние ведет либо к гибели, либо же в третье царство духа… к постижению милости и спасения, к новой, высшей разновидности безответственности, короче говоря – к вере. Неважно, какие формы и выражения принимает вера, но содержание ее всегда одно и то же: мы не отвечаем за несовершенство мира и за наше собственное, мы не распоряжаемся собой, но нами распоряжаются, потому что за пределами нашего познания существует бог, или иначе – ОНО, которому мы служим и которому можем предаться».
Так что же, и ты можешь только предаться этому ОНО и не отвечать за свои…
Нет, не думаю так… пока, а дальше…
Похоже, с успехом прошла ты первые два периода своей жизни…
Прошла, но заплутала в третьем.
Я – на юбилее.
Антон – в темно-синей тройке с белой астрой в петлице, Линка – в сером пиджачке с розовой. У них – юбилей свадьбы… то бишь, регистрации. Знаю, свадьбы не было, но вот об этом дне вспомнил Антон и только сейчас рассказал, словно жалуясь: «Отмечать будем? – спросил её как-то, а она лишь плечом дернула: ну, мол, если хочешь…»
Но всё же вчера… И ведь сырой, холодный, сумеречный был вечер, а он пришел домой с огромным букетом астр и георгин: «Вот, тебе… Сам вырастил, сам и принес.», на что Линка только буркнула: последние, мол? Но вышла дочка, улыбнулась: «Поцелуйтесь же!» И он чмокнул её в щеку, а она… А она словно отмахнулась.
Антон наливает вино:
– Кто поздравит нас? Дочка?
– Не-е, я не умею…
Но всё же бормочет о здоровье, о золотой свадьбе, до которой «дожить бы родителям надо», и уже пьем, закусываем… Но Линка, что ж так буднично у вас за столом? Наверное, не так бы хотелось Антону, потому и раздражается. Вот и сейчас:
– А ваша мама селедку рядом с «Шампанским» поставить может, – криво усмехается, перед тем, как поднести ко рту кусочек сыра. – Как же неуютно мне у вас! Может уйти? Вон, и снова он нахмурился: – А вашей маме лишь бы работать да работать, и больше ничего не нужно.
Ответишь ему?.. Ну и молодец. Не надо, не порти настроения детям. Да и нелепо отвечать тем же… с астрами-то в петлицах.
А на экране телевизора – девочки изящные, тонкие ходят, крутят попками, и твой Антон уже похихикивает, любуясь ими, а у тебя тоска?
Да потому тоска, что не пришлось быть вот такой, как они, не пришлось хоть раз!.. сбросив лямку забот, надеть вечернее платье и почувствовать себя только женщиной…
Молчи, Линка, молчи! Лучше тоже любуйся этими длинноногими. Нет? И даже сказать что-то хочешь?
– Если верить в перерождение душ, в реинкарнацию, то хотелось бы в последующей жизни быть только женщиной.
Линочка, эта твоя реплика похожа на скулёж. И что ж твой Антон – на это?
– Да брось ты!
Взорвался. Еще и передразнил: «Только женщиной…» Зачем же он так?
– Па, ну зачем ты так? – Молодец дочка! – Пусть человек хотя бы помечтает.
И ты, Линка, глаза – к ней? И в них – благодарность бессловесная: дочка, спасибо!
И теперь молчите. Похоже, что ваш маленький праздник угас, не разгоревшись.
Но «Шампанское» открыли… Да-а, не заиграло оно в вас…
И уже – кофе в чашках, пряник медовый разрезали, но… как буханку хлеба перед обедом.
И уже дети – к телевизору. Пусть смотрят, а ты… А ты подойди к Антону, улыбнись.
Молодец. Подошла… улыбнулась, вынула астру из петлицы:
– Давай твою… в воду поставлю. Пусть еще поживет.
Ни-ичего не ответил твой отвергнутый муж… чина.
Ни-че-го.
И снова – к Линкиным наброскам… да нет, не только к Линкиным
Ветер, полощи, полощи дождём ветви ивы!.. И он встряхивает их. И они уже мечутся, тянуться в сторону балкона, хотят вцепиться в его прутья… И уже тяжелые капли срываются с листьев, шлепают по уже опавшим, затоптанным!
Почти две недели на улице вот такое бесиво, и это значит, что осенние работы на даче закончились, и твой Антон всё дома, дома, дома! И мается от безделья, и нервы у него натянуты. И твои – тоже. Но нет, вы не ругаетесь, а варитесь в своих мыслях и чувствах в одиночку, с глазу на глаз, да? А тут еще это, твоё, вечное: и всё не так, и все не те, да?
Нет, больше не можешь! Вон из квартиры!
Но ведь дождь, лужи, рыхлое серое небо
К троллейбусу, на «тройку»!.. и я – с тобой.
И вот уже замелькали в плачущем окне, засуетились дома, деревья, машины, желто-пурпурные кроны кленов… словно вспышки!
«Суета сует и томление духа». Кажется, из Библии?
Да, из Библии. Но забудь об этом хотя бы сейчас! К черту все эти вечные раздумья о смысле жизни, как живем, почему так, а не иначе? Вон, у Чижевского4: «В смятеньи мы. А истина ясна, проста, прекрасна, как лазурь у неба. Что человеку нужно? Тишина, любовь, сочувствие и корка хлеба». Вот и всё. И не надо искать чего-то, шарахаться, метаться… как эти листья у обочин, которые никак не прибьются к забору, пора бы уже тебе остепениться, успокоиться.
Но как успокоиться, если уходит…
Что уходит? А-а, не хочешь смиряться с тем, что нужно только мужу, а ты просто «должна исполнять»?
Но должна ли?
Как далеко ты заехала! Ведь скоро и конечная.
Ой, а ветер-то, ветер! Зонтик вывернул и дождь наглый – в лицо!
И по лужам – каплями, каплями… словно выстрелами. И листья, листья-то как мечутся!
Сколько ж их, желтых, исхлёстанных дождем не только в лужах, но и в жухлой траве, в решетке изгороди, на островках тротуара, под деревьями.
А вон в тех домиках, в тепле и уюте, сидят, наверное, за чаем добрые, симпатичные люди и без всяких заумей болтают о разном.
Ознакомительная версия.
